Помощь
Анеида
сага о белокаменном коне
сага о белокаменном коне
Вон тот герой, кем были кимвры биты,
оясь росы, по воздуху летит.
зрев его, народ во все корыта
В ть бочки масла свежего спешит.
дна лишь старушонка голосит:
"Ох, судари мои, его ловите, -
Ведь он до самых пят дермом покрыт, -
Иль лесенку ему сюда несите".
оясь росы, по воздуху летит.
зрев его, народ во все корыта
В ть бочки масла свежего спешит.
дна лишь старушонка голосит:
"Ох, судари мои, его ловите, -
Ведь он до самых пят дермом покрыт, -
Иль лесенку ему сюда несите".
Ф. Рабле, "Гаргантюа и Пантагрюэль", гл. II
***
Дымом курился сандаловым воздух, кальяном нагретый,
Пел заводной механизм, источая великие звуки,
Семеро важных приятелей, руки раскинув пошире
Пили напиток богов, амфору с ним лицезрея.
Яствами полнился стол, да сверкали консервы приятно
Золотом масляных шпрот, сардинеллою, маслом политой.
Серым осадком на дне тонких пепельниц с важными знаками
Молча лежали окурки, раскурены мощными лёгкими.
В свете полуночном паб наблюдал светомузыки блики,
Винный духман опьянял только что заглянувших в надежде,
Кольца сверкали стеклом на перстах, двумя рожками скорченных,
Плечи одежд семерых отражали свет тусклый да скабрезный,
Звезды светились на них, да на обуви по три полосочки.
Так собирались герои, велик был их план в перспективе.
Кончилась амфора винная, следом за ней еще шесть.
Блеском беззлобным сверкали могучие очи героев.
Хмель на лице базилевсов работал бессрочным агентом,
Каждый желал милых дам и отведать их чресел безликих;
Чувствуя богом постъядера свой бестелесный уж облик,
Клялся и рвался своим alter ego да в битву крутую,
Медленно взглядом для пешего хода ища ординаты,
Также для мягкой посадки готовя тылы понежнее.
Грудью пробив атмосферу, привстал, чуть качаясь, как тополь,
Верный оружия друг, позитронные мечущий стрелы,
Всадник стального коня с патронташем на три мегагерца,
Добрый воитель, но строгий, металл растирающий в деснах,
Отче Аней, сын богемы, Нью-Москоу доходы крышующей,
К ратным и старым союзникам с речью большой обращаясь:
Отче Аней:
Пришёл наш час, братва, собрались живо,
Ворочать мозгом – вам не водку жрать.
О, где моё нейтронное огниво,
*%?!4№, кто может сигарету дать?
Как значит спиртом бэйлис запивать,
Так стало вдруг невкусным наше пиво?
Смотрите, мы сильны, пока нас рать,
И лазер наш гребет врагов нехило.
Да только вот салун сей непутёвый,
Запарил так, что плавится кардан.
Что мне паштет, хоть студня, хоть стичевый?
Что мне пластмассовый с перцой стакан?
Хочу сейчас же я отменный план
Осуществить, исполнить… Он путёвый!
Сюда склоняйте каждый свой баштан
Вникайте, чтоб вас стич сожрал багровый…
***
Пел заводной механизм, источая великие звуки,
Семеро важных приятелей, руки раскинув пошире
Пили напиток богов, амфору с ним лицезрея.
Яствами полнился стол, да сверкали консервы приятно
Золотом масляных шпрот, сардинеллою, маслом политой.
Серым осадком на дне тонких пепельниц с важными знаками
Молча лежали окурки, раскурены мощными лёгкими.
В свете полуночном паб наблюдал светомузыки блики,
Винный духман опьянял только что заглянувших в надежде,
Кольца сверкали стеклом на перстах, двумя рожками скорченных,
Плечи одежд семерых отражали свет тусклый да скабрезный,
Звезды светились на них, да на обуви по три полосочки.
Так собирались герои, велик был их план в перспективе.
Кончилась амфора винная, следом за ней еще шесть.
Блеском беззлобным сверкали могучие очи героев.
Хмель на лице базилевсов работал бессрочным агентом,
Каждый желал милых дам и отведать их чресел безликих;
Чувствуя богом постъядера свой бестелесный уж облик,
Клялся и рвался своим alter ego да в битву крутую,
Медленно взглядом для пешего хода ища ординаты,
Также для мягкой посадки готовя тылы понежнее.
Грудью пробив атмосферу, привстал, чуть качаясь, как тополь,
Верный оружия друг, позитронные мечущий стрелы,
Всадник стального коня с патронташем на три мегагерца,
Добрый воитель, но строгий, металл растирающий в деснах,
Отче Аней, сын богемы, Нью-Москоу доходы крышующей,
К ратным и старым союзникам с речью большой обращаясь:
Отче Аней:
Пришёл наш час, братва, собрались живо,
Ворочать мозгом – вам не водку жрать.
О, где моё нейтронное огниво,
*%?!4№, кто может сигарету дать?
Как значит спиртом бэйлис запивать,
Так стало вдруг невкусным наше пиво?
Смотрите, мы сильны, пока нас рать,
И лазер наш гребет врагов нехило.
Да только вот салун сей непутёвый,
Запарил так, что плавится кардан.
Что мне паштет, хоть студня, хоть стичевый?
Что мне пластмассовый с перцой стакан?
Хочу сейчас же я отменный план
Осуществить, исполнить… Он путёвый!
Сюда склоняйте каждый свой баштан
Вникайте, чтоб вас стич сожрал багровый…
***
…Пел тонколистный дюраль, источая волшебные звуки,
Гусениц траки ломали песочные замки Кабула.
Двигались воины, выступив с миссией важной далече:
Город восточный себе покорить для забавы и промыслов важных.
Первым с экскурсией, знамя держа, да с рукой распальцованной –
Отче Аней, предводитель сей банды и главный пахан,
Ехал, моргалами зорко весь путь наперед освещая.
Следом же был хитроумный майор-генерал Абибас,
Вождь трехполосочной фракции, в спорте рекламный агентер.
Димшестьшестьшесть, правнук Нуклерчтекутли великий,
Славился торсом огромным, Шварцнеггеру богоподобный.
Форест и Склот, близнецы, собиравшие дань с президентов,
Правили возом да с автопилотом общались душевно.
Кесарь славянский, Павло, управлял автономным питанием.
Славен был он бородой, закаляемой бритвой жилетной.
Тыл же колонны прикрыт был красивым и женским седалищем,
Там завершала семерку валькирия – дева Халомадин,
Телом достойная кисти в картинах Сафронова Никаса.
Ярко светились на солнце их латы прочнейшего сплава,
Боги снискали свою благодать на идущих героев,
Им же они отвечали в поклоне великом да праведном:
Боре, Бускану, Сатори – гулятелям муз бесподобных,
Чьих на всё воля. Так шли они, черпая чаши бездонны,
С тихим молчанием к городу царскому путь продолжая.
Голос Халомадин вдруг тишину драгоценную вспенил,
Бравым дрожанием связок на низких тонах-обертонах:
Халомадин:
Ну всё, пришли, друзья, я вижу свод Кабула,
Теперь решаем, как туда входить.
Как мы хотим, еще с времен Катулла,
Не брали банки, что уж говорить.
Смотрите – стены. Нам траншеи рыть?
Я что вам, крот? Копайте, я - акула.
Да ну! Придется ров нам переплыть -
Плывите сами, я оффлайн, заснула.
Хитроумный Абибас:
Хорош бренчать, подруга, всё по плану,
Сейчас идейку вам подкину зашибись.
Построим статую и отошлем султану,
А в ней, заныкавшись, мы будем все трястись.
С вас динамит, чтобы рвануть - №@!&*% -
И вот мы в лапах вражеского стана.
Вернее, в сердце. Как вам, други, мысль?
Чертеж конячки я сейчас достану…
***
…Сияло солнце красным светом,
Кабул готовился ко сну.
Носилась пыль над минаретом,
И знойный ветер пел ему.
Раджа величественным ходом,
Всё подгонял электрорикш.
Сновали шудры мимоходом,
О траки спотыкаясь лишь.
И в центре было столкновение,
Там, ожидая ход конём,
Устроили столпотворение
Зеваки с белым ишаком.
Он был на диво белокаменным,
Отполирован, как металл.
Горели зенки пси-кристаллами,
И под хвостом торчал коралл.
И вдруг во время представления
Огонь возник в его глазах.
Отлажен правильными схемами,
Ишак взорвался в пух и прах.
И вывалились, словно шарики
Семь бравых воинов-акул.
И все склонилися без паники.
Вот так был взят тогда Кабул.
