[Flulz [17]]

Капитан, никогда ты не будешь майором.
В.С. Высоцкий
Поэзию Николай не любил с детства. Наверное с того самого случая, когда надо было выпрашивать новогодний подарок, стоя на табуретке и рассказывая какой-то несуразный стишок отцу, переодетому Дедом Морозом. Позже, в школе, любовь к рифме так и не появилась, однако проза захватила молодого человека целиком. Он жил приключениями книжных героев и мечтал поскорее вырваться в большой и интересный мир. Сотни книг были прочитаны с экрана коммуникатора, и к мечте о Мире добавилась еще одна – мечта о Библиотеке. С настоящими бумажными книгами. Но после Войны их практически не осталось – что не сгорело в пламени первых дней, успело истлеть за двести лет. Книги были на вес золота, и не каждому в жизни удавалось даже подержать бумажное издание в руках. Те же, кто имел дело с книгами, зачастую рассматривали романы и сборники рассказов как еще одну форму проявления медных монет.

Каково же было удивление парня, когда Серега, друг детства, а ныне сталкер с немудреным прозвищем Лис, притащил в больничную палату что-то прямоугольное, неумело обтянутое коричневой оберточной бумагой. «Вот, подарочек тебе принес» - сказал он и, протянув сверток, стал наблюдать за реакцией больного.

Лихорадочно сорвав бумагу, Николай увидел там то, что и ожидал – книгу, совершенно настоящую и совершенно бумажную. Но надпись на обложке его несколько обескуражила – сборник стихов. Чтобы не выдать разочарования, он тут же перешел в наступление:

- Ты где такую редкость откопал?
- Да так, бродил, бункеры искал. Наткнулся на убежище одно. Видимо, его законсервировали, да так и не воспользовались. Воздух был откачан, так что все целехонькое. Наткнулся там и на эту, как ее, билитеку. Мне-то книжки без надобности, а вот тебе прихватил одну.
- Спасибо… Нет тут спасибо не поможет. Это же кусочек мечты…
- Ладно, мечтатель, давай лечись, а мне еще надо хабар пристраивать, побегу я.

Лис ушел, и лейтенант Николай Плетнев остался один на один со своими мыслями. А мысли были не такими уж и радостными. Даже книга и та – стихи. Жизнь, видимо, выбрала его объектом своих тонких насмешек. В меру черных, естественно. Незаметно он погрузился в пучину воспоминаний.

…

С профессией Николай определился сразу и навсегда. Книги книгами, но не становиться же, в самом деле, библиотекарем? Тем более что сюжет и герои важнее бумаги и обложки. Стать офицером и защищать честь Отечества – разве может быть что-то благороднее? Что такое благородство, и есть ли у Отечества честь, да и что такое вообще Отечество – в семнадцать лет о таких вещах предпочитают не думать, и Коля исключением не был.

Годы учебы пролетели незаметно, пусть и не без определенных трудностей. Выпуск подкрался незаметно, и было даже жалко расставаться с училищем. Красавец, отличник учебы – все пути в жизни перед ним были открыты. По крайней мере, так казалось.

Распределение в действующую часть новоиспеченный лейтенант принял как нечто само собой разумеющееся, собрал скромные пожитки, в кассе портала Оазиса купил билет в Коралловый залив и стал чуточку ближе к своей мечте о Мире, очень большом и жутко интересном.

Поначалу командовать людьми было непривычно и даже тяжело, но со временем лейтенант Плетнев втянулся и среди подчиненных прослыл не то чтобы отцом-командиром, но вполне своим парнем. Ребята во взводе попались толковые, каждый своим местом дорожил – зачастую для семьи солдат был основным кормильцем. Жалование вполне позволяло безбедно жить самому, еще и содержать мать и пару-тройку братишек-сестренок.

Солдаты и офицеры от скуки и сытной жизни дурели и периодически наводили ужас на игорные заведения и публичные дома Кораллового залива. Когда ужас был наведен на злачные места, нездоровилось также фонтанам, памятникам, площадям и просто мирным жителям, попавшим под горячую руку. Однажды даже мэр города проснулся в клетке зоопарка, и первые посетители хохотали до колик, пока работники зверинца пытались открыть заваренную сваркой дверь в вольер, а чиновник угрюмо сидел в углу клетки и думал о грядущих увольнениях в своем аппарате. Надпись на табличке гласила: «Крыс серый обыкновенный». Серый крыс по кличке Петька пробудился в доме мэра и немало был удивлен сменой обстановки, что не помешало ему сгрызть любимый стол властелина города. Естественно, виновных не нашли и дело замяли, но среди молодых офицеров еще долго ходили рассказы о том, что мэр во сне вспоминает не свою жену Валентину Владимировну, а широко известную в заливе проститутку Катеньку, про существование которой он, вроде как, и знать был не должен.

Война фракций случилась не то чтобы внезапно, как обычно подкрадывается зима, но все же неожиданно. Сначала даже не было такого понятия как фракция. Но силы вторжения, гордо именующие себя Орднунгом, были фактической противоположностью существующему строю. Сначала народ, а потом и журналисты окрестили первые бои как столкновение фракций, после эта терминология медленно, но верно проникла и в официальные военные документы.

Война долго шла с переменным успехом. Переход в позиционную стадию не устраивал высшее командование Фридома, поэтому было решено дать финальное сражение ордам захватчиков, раз и навсегда поставив точку в затянувшемся конфликте.

Старший лейтенант Плетнев посмотрел на обрубок ноги, заканчивающийся чуть выше колена. Высшие военные чины поставили точку в войне. Жирную и несмываемую. Мясорубка в Коралловом заливе была настоящей катастрофой. Провал плана Генштаба или отличная работа вражеской разведки – ребятам, оставшимся на том морском берегу, было уже все равно. Не сильно беспокоило это и Плетнева – полгода в госпитале, шесть месяцев собственной войны со смертью сильно изменили парня. Из веселого и жизнерадостного юноши он превратился в старика с молодым лицом. И еще волосы – раньше они были черные, как кабульская ночь, теперь же на шевелюру лейтенанта как будто выпал снег, который уже никогда не растает.

Голос молоденькой медсестры Машки вывел Плетнева из раздумий:

- Николай Петрович, вас Моисей Петрович к себе вызывает
- Спасибо, Машенька, уже иду.

Встав на привычные уже костыли, он побрел в кабинет главврача военного госпиталя. В обители эскулапа было светло и по-домашнему уютно. Полковник Моисей Петрович Натансон ждал пациента:

-Ну входи старший лейтенант, присаживайся
- Какой же я старший…
-Старший, старший. У меня однокашник в штабе служит, я у него справлялся, представили тебя к званию.

О том, что больше никаких наград Коле Плетневу не полагалось, полковник Натансон предпочел умолчать, чтобы не расстраивать парня.

- Ну что я могу сказать, тезка, живучий ты. Когда привезли – думал еще один труп. Ну да ничего – выкарабкался. Заявку мою на твой протез одобрили, скоро придут материалы. Так что через месяц будешь уже учиться заново ходить.
- Спасибо, Моисей Петрович.
- Не за что, иди, давай, на процедуры.

Когда дверь за Плетневым закрылась, полковник достал бутылку коньяка и сделал приличный глоток. За годы работы главврачом госпиталя он так и не научился спокойно принимать чужую боль и потому медленно спивался. Благо старые добрые друзья снабжали старым и не менее добрым коньяком.

Спустя еще два месяца Коля уже уверенно ходил с новеньким протезом. Не родная нога, конечно, но лучше чем с костылями.

За долгое время пребывания в больнице он успел сделать две вещи: свыкнуться с мыслью о том, что офицером действующей армии ему больше не быть и полюбить поэзию. Поэтому приговор военно-врачебной комиссии: «уволить в запас по состоянию здоровья» не был для него шоком. Зато громадным открытием было то, что и стихи прекрасны. Не менее прекрасны чем проза. Старый, всеми забытый поэт, писал о войне, которую почему-то называл великой. Видимо, тогда люди просто не представляли, что такое настоящая война. Сжигающая города и континенты. Не оставляющая камня на камне. Но суть войны не менялась никогда, и в героях некоторых стихов Николай узнавал себя и своих сослуживцев. Древний стихотворец знал, за какие струны души нужно потянуть, чтобы разбередить сердце солдата, израненное войной.

В начале сентября старшего лейтенанта Плетнева выписали из госпиталя и, немного прихрамывая, он вышел из больничных ворот в неизвестность.

Согласно мирному соглашению территория Кораллового залива отходила к силам Орднунга, Фридом же оставался на своих первоначальных позициях. Также офицерам фракции Свободы разрешалось посещать пляжи Рапа Нуи. Неплохое вознаграждение за потерянную ногу, согласитесь?

…

Госпиталь, в котором проходил лечение старший лейтенант, был расположен в пригороде Оазиса. Старшим лейтенантом Плетнев был только формально, и как можно скорее он хотел исправить эту несправедливость.

В главном управлении войск Фридома было удивительно тихо и спокойно. Вопрос о произведении Николая в старшие лейтенанты решился быстро. Ему выдали новенькие погоны, поздравили, а потом очень быстро списали в запас. Вообще говоря, за поднятый в атаку взвод полагалась как минимум медаль «За отвагу», а за уничтоженное в одиночку пулеметное гнездо - так и вовсе «Герой отечества». Знакомый капитан в канцелярии сообщил, что в представлении на награды лейтенант Плетнев присутствовал, но, в итоговом наградном листе его не было.
Из здания управления старший лейтенант вышел в подавленном настроении. Вот значит как – раз выжил, то и медали даже не достоин. Ну да ладно, офицеру, пусть даже и бывшему, не полагается выходить из себя по пустякам.

Нужно было решить вопрос с жильем. На удивление и это не создало проблемы – комендант военного общежития предоставил место быстро и, кажется даже, с удовольствием.
Потянулись однообразные дни, ничем не отличающиеся друг от друга. Череду серых будней прервало сообщение Лиса: «Дружище, я с тем бункером попал в такой переплет! Дернул меня черт пристроить хабар в Московский университет. Профессор из библиотеки прицепился ко мне как студень – где книги взял, да сколько их там. В общем, устроили меня лаборантом, буду сопровождать экспедицию в бункер за книгами. Я и за тебя похлопотал – рассказал им, что есть у меня друг-сталкер, которому очень охота жизнь связать с книгами. Короче, собирайся и приезжай – сроку тебя неделя».

Плетнев словно преобразился: гладко выбрил лицо, заросшее двухнедельной бородой, сходил в кассу портала, приобрел билет до Москвы, в одном из самых модных магазинов города купил новый костюм. До путешествия в новую жизнь, путешествия к мечте детства оставалось три дня.

Вечер был скучным, и чтобы хоть как то скрасить его, старший лейтенант отправился в ресторан «Потерянные полимеры». Пить одному, вроде как, считается дурным тоном, но Николая это не смущало. Когда в голове уже слегка зашумело, в дверь вошел новый гость. На плечах у него красовались новехонькие погоны подполковника, а на груди медаль «За Отвагу». Прибывший заинтересовал Плетнева, и, сквозь легкую алкогольную дымку, он узнал своего однокашника Володю Зорина. Поднявшись из-за стола, Коля подошел к военному:

-Ну, здорово, товарищ подполковник
-Привет, Колюня, привет
-А я тебя в списках искал.
-В каких списках, Коля?
-В списках погибших.
-А что мне там делать? Я и в заливе не был. Мой аналитический ум был гораздо важнее в штабе
-А погоны за что?
-Вообще говоря, гостайна. Но тебе, как старому другу, скажу – за участие в планировании операции «Мясорубка», в результате которой силы Орднунга были обескровлены и вынуждены заключить мирное соглашение.
-Понятно. Ну, бывай, подполковник.

Они разошлись в разные стороны – Плетнев к своему столику в углу, Зорин же присоединился к шумной компании, занявшей ползала.

Старший лейтенант заказал еще бутылку конька - хорошее настроение было бесповоротно испорчено встречей со старым другом. Но что самое неприятное – в груди зашевелилась обида. Рюмка за рюмкой коньяк снимал все моральные запреты, и, дойдя до определенного градуса, Плетнев резко встал и пошел на шумную компанию подполковника, словно на то самое пулеметное гнездо Орднунга.

Зал затих, и пощечина прозвучала оглушительно громко.
-Подлец
-Коля, да ты что?
-Значит за «Мясорубку» погоны. А там ведь столько ребят хороших полегло, не чета тебе.
-Коля, успокойся, ты пьян.
-Я может и пьян, но честь офицера не позорю. А ты – сволочь. Редкая и изворотливая сволочь.

…

Наутро Николая разбудил писк коммуникатора. Оскорбленный подполковник требовал отмщения, которое выражалось в виде дуэли, назначенной на завтрашнее утро. Как потерпевшая сторона, Володя Зорин выбрал оружие – старые добрые револьверы системы Нагана.
Плетнев прочитал сообщение и остался совершенно спокоен. Ему не было стыдно за вчерашнюю выходку. И он не боялся поединка. Ему ли, заглянувшему в глаза смерти в той страшной бойне, бояться какой-то штабной крысы?

…

Утро дуэли было морозным. Секунданты выдали противникам оружие. Согласно правилам, до счета десять стрелять было нельзя, после же жизнь обоих дуэлянтов полностью была в воле случая.
Николай шагал и слушал: девать, десять. Он начал разворачиваться, но выстрел оппонента грянул внезапно. Боль разорвала левую половину груди. Вдохнув полным ртом воздух, Плетнев неуклюже завалился набок. Последний вздох кристалликами льда осел на рукаве шинели. Мертвые глаза смотрели в высокое синее небо, в котором уже собиралось неистребимое никакими войнами воронье.