[Другой ветер [15]]

Клану «Ethernal»
и лично Денису Скорбилину











Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе.
Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает.
Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых —
без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье,
можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.

Эрнест Хемингуэй, «Прощай, оружие!»





I.

Была середина июля, и солнце стояло очень высоко. Все, что попадало под его лучи, буквально жарилось. Без всякой жалости. Даже вжики, которые, казалось, специально созданы природой, чтобы все время жить под палящими лучами светила, попрятались в улья и не вылетали из них до захода солнца. Такая жара стояла уже одиннадцать недель.

В баре Хармонта было привычно пусто, только довоенные кондиционеры, найденные много лет назад и возвращенные к жизни умелыми руками, тихо гудели, нарушая тишину. Система вентиляции оставляла желать лучшего — до вечера толку от нее не было никакого, разве что звук не давал сойти с ума в безжизненной тишине. Радио давно сломалось, а на просьбы принести новое или починить прежнее случайные посетители бара не хотели отзываться — никто просто так не ходит в Хармонт, а уж тем более нести что-то старику вряд ли кому-то доставит удовольствие.

С тех пор, как корсары начали грабить торговцев, идущих из Новой Москвы в Хармонт с товарами, прошло уже более трех лет. Поставки прекратились после пяти или шести подобных инцидентов — Исла, конечно, не сорвала большой куш, однако снабдила себя запасами хорошего алкоголя на несколько месяцев вперед, — а с ними прекратился и поток клиентов. Чтобы хоть как-то содержать бар, бывший владелец начал скупать у сталкеров веном и органику и сам в подвале бара стал гнать виски, пусть и паршивый, но все же пригодный для питья, и сушить мясо, чтобы прокормить и себя; а иногда, чтобы побаловать бродяг чем-то более съедобным, а порой даже вкусным, сам выходил пострелять живность, закрывая на неделю-другую свое место работы. В такие дни сталкеры начинали бить стекла в любимом заведении и изредка даже пускали несколько очередей по стенам, однако никто и никогда не осмеливался зайти внутрь без хозяина и взять что-нибудь, не заплатив за это. Бармен же, вернувшись с полным рюкзаком добытых деликатесов, весь уставший, грязный и изрядно постаревший в очередной раз, увидев свое единственное и любимое дитя в таком плачевном состоянии, несмотря на свой возраст, начинал гонять по всей округе тех, кто устроил погром; поймав же в скором времени всех зачинщиков, он заставлял их делать ремонт на их средства их же собственными руками. Такие случаи были редкими, приблизительно два-три раза в год, но каждый из них оставлял после себя какое-то странное чувство опустошенности и новые морщины на лице старика. В последние месяцы своей жизни бармен выглядел совсем больным и старым, седина покрыла всю его голову; когда он брился в последний раз никто не знал, да и сам он вряд ли мог вспомнить это, так что борода у него заканчивалась где-то на уровне солнечного сплетения. Его часто спрашивали, не мешает ли она ему, но он никогда не отвечал на эти вопросы, почему — тоже никто не мог сказать.

Старик любил смотреть на закат из окна бара — на пару часов он закрывался, чтобы, как он говорил, навести порядок, но все знали, что в душе этого седовласого бармена живет молодой романтик, который по неизменной традиции любуется последними лучами солнца, прячущегося в раскаленный песок, чтобы утром снова возродиться и подарить жизнь, тепло, надежду в этом жестоком, беспощадном мире; и лишь только его длинная седая борода, развевающаяся на ветру, и всегда грустные глаза напоминали о том, что все уже позади, что терять нечего и смысла оставаться здесь нет. Он застрелился из местами уже покрывшейся ржавчиной, но всегда верно служившей СВД в один из таких же знойных дней, не выдержав одиночества, забытый и отвергнутый всеми, в своем старом, как и он сам, баре.


II.

— Эй, Эрни! Плесни-ка выпить! — сказал сталкер, скинув с плеча рюкзак и усевшись возле стойки. — Ну и денек сегодня!
— Да, тепло, — ответил бармен, наливая в кружку светлое пиво. — Есть что-нибудь интересное для меня?
— Нет, — ответил сталкер, — так, всякая мелочь. В Оазисе покупают, говорят, хотя не так много дают.
— Ну, главное, чтобы хватило на патроны и корм крашеру.
— Это верно, — ответил сталкер с улыбкой. — Жрет, скотина, все больше и больше. А толку от него никакого.
— Так застрели! Я у тебя мясо куплю — давно деликатесов не было в баре.
— Какой же ты дурак, — сказал сталкер и положил на стол мятую купюру. — Сдачи не надо.
— Спасибо, друже.

Эрнест вышел из-за стойки, прихватив с собой бутылочку пива, и сел рядом с посетителем. Они обменялись взглядами и сделали по глотку.

— Да-а-а, — протянул сталкер. — Хреново у тебя тут. Кто же это так?
— Не поверишь, — сказал Эрнест и покачал головой. — Вчера Манве с толпой стариков завалились сюда. Ну а они что — когда ж такой случай представится еще раз… Этот старый пройдоха все бродит где-то; хорошо, если раз в полгода заглянет… Ну вот они и притащили его сюда из самой Москвы. Говорят, мол, надо выпить, брат, сто лет не виделись. Ну и началось!
— Ха! Вот уж действительно, не верится. Я его в последний раз видел… Стич меня за ногу, давно, ой как давно!
— Во-во, и они то же самое твердили. Вавилон вспоминали подорванный, Ислу при Бибе…
— Такие посиделки до хорошего не доводят, — усмехнулся сталкер.
— И не говори. Разнесли к едрени матери весь бар мне потом. Еле выгнал на улицу.
— Неужто прям так и закончилось все?
— Ага, размечтался! Они толпой пошли корсаров гонять. Нет, ну ты представь — три дюжины пьяных и довольных сталкеров!
— Да, надо будет сегодня-завтра почитать прессу. Прям вижу заголовки «Сталкеры сделали из Исла-де-Муэрто новый Хармонт»!

Оба засмеялись. Они сидели и медленно пили свое пиво, наслаждаясь каждым глотком; они думали об одном и том же, поэтому и молчали — и так слишком много слов уже было сказано. Сталкер первый «прикончил» выпивку, встал со стула и поднял свой рюкзак. Он протянул руку Эрнесту.

— Ты куда дальше? — спросил Эрнест.
— Не знаю. Может, в Зону схожу. Там, говорят, пару новых мест нашли. Да вот только все под охраной, тяжело пройти.
— Раз говорят, значит прошли.
— Это уж точно, — сталкер кивнул и улыбнулся. — Ну, что, бывай!
— Удачи, друже, — ответил Эрнест. Они обменялись рукопожатиями. — Там на выходе стоит ящик; возьми из него бутылочку. Сегодня утром нашел, видимо, от старого владельца осталось.
— И как?
— Ну, что-то очень забористое и мерзкое, — ответил бармен и подмигнул.
— Значит, пригодится. Ну, я пошел. Попутного ветра!

Эрнест кивнул вслед уходящему другу. Он окинул взглядом бар и скорчил недовольную гримасу. «Вот ведь суки!» — пронеслось у него в голове.


III.

Эрнест любил этот бар по двум причинам. Первая — у него всегда был доступ к выпивке. Вторая вытекает из первой — много лет назад в стельку пьяный Эрнест попался с полным рюкзаком всякого добра, за что и загремел на каторгу, но, не отсидев там положенного, сбежал; сбежал, как и многие в то время. Ходят слухи, что он больше года носил с собой гирю, как трофей, однако расстался с ней он так же легко, как и приобрел — проиграл по пьяни в карты. Разное говорили про этого странного бармена, но никто не мог ни подтвердить это, ни опровергнуть. Единственное, что знали все — шутить с Эрнестом не стоит. Как-то раз два инженера из Кабула отказались платить и начали кричать, что сожгут бар, если хозяин не даст им еще бесплатной выпивки. Эрнест достал бутылку самого дорогого виски, что был в баре, открыл ее и поставил перед буйными посетителями, после чего вышел на улицу покурить под фразы «Вот так с ним и надо!» и «Я ему еще рожу набью!». Никто не хотел ввязываться в драку, ни один сталкер не встал из-за стола и не попытался вмешаться. Через минуту в бар влетела Ф-1 и взорвалась под стулом одного из инженеров, оторвав тому ногу. Эрнест зашел в бар и вытащил двоих недовольных на улицу, после чего первому пустил пулю в лоб, а второму за шиворот кинул еще одну гранату. Когда он все закончил, то вернулся к себе за стойку, вернее за то, что от нее осталось, и бодрым голосом, с улыбкой и искоркой в газах сказал: «Мы закрываемся. Вся выпивка за счет заведения». Сталкеры в ужасе направились к порталу, а Эрнест сел пить пиво. С тех пор в баре все платят по счетам и оставляют щедрые чаевые, а хозяин иногда разрешает устраивать драки. Правда, ремонт все равно оплачивают зачинщики.

Так и в этот раз, оказавшись среди следов вчерашней бурной попойки, Эрнест сидел и грустно смотрел на то, что осталось от его любимого бара, единственного места, где он мог быть счастливым. После побега с каторги его, конечно, никто даже не искал — кому нужно гоняться за очередным сталкером, — однако появляться в городах было не лучшей затеей, мало ли, вдруг опять за что-нибудь упекут или кредитор какой узнает.

Эрнест встал со стула и начал медленно собирать по кусочкам остатки вчерашнего дня. Вид у бара после ремонта обещался быть не самым лучшим, но ведь и аристократов сюда заносит крайне редко, а сталкерам, думал Эрнест, все равно что и где пить — лишь бы крыша над головой да алкоголь покрепче.

Солнце уже прижалось к земле, отдав за день все свое тепло, и теперь оно отправлялось спать. Эрнест разобрал кучи сломанных столов и стульев и выкинул все то, что уже невозможно было починить. Он направился в сторону подвала (хотя скорее это был погреб), туда, где утром была случайно обнаружена выпивка. Эрнест не любил долго тут находиться, потому что именно здесь нашли тело бывшего хозяина заведения, но это было единственное подходящее место, где можно было хранить продукты. В подвале было всегда прохладно — как говорил один случайно зашедший сюда инженер, в этом районе должна быть какая-то очень сильная аномалия. Многие сталкеры тоже так думали, потому что к западу от Хармонта в радиусе пяти километров трудно было встретить какое-либо проявление жизни, да и приборы постоянно выходили из строя. Однако за все время так никто и не смог найти этой аномалии.

По периметру подвала стояли самодельные шкафы, а на их полках лежали различные продукты. Эрнест старался ставить все ближе к входу, чтобы в случае большого количества посетителей (как это было минувшей ночью) как можно быстрее принести очередной ящик пива или вяленого мяса стича. Многие предлагали нанять помощника, но бармен всегда отказывался.

Спустившись в подвал за щеткой для пола, Эрнест включил свет, чтобы оценить оставшееся количество спиртного. В баре оставалось всего лишь четырнадцать ящиков пива и два ящика виски — нужно было опять делать заказ, но это была не главная мысль, которая застряла в голове у Эрнеста. Он не мог понять, как пропустил ящик с выпивкой, оставшийся от прошлого хозяина. Все бутылки в нем были неровные, словно, они сделаны человеком, и на них не было этикеток. Когда Эрнест открыл одну из них, резкий запах ударил ему в нос; но это не значило, что выпивка испортилась, нет — это говорило о том, что у нее был очень высокий градус, и тот, кто сделал ее, явно знал в этом толк. Эрнест сделал глоток прямо из бутылки и почувствовал, как жидкость обжигает его пищевод и желудок. У выпивки был какой-то металлический привкус, вероятно, всему виной сам аппарат, на котором она была сделана. Бармен тогда вытащил все бутылки, чтобы проверить, целые ли они, и увидел на дне ящика толстую тетрадь в кожаном переплете, которую отнес к себе наверх.


IV.

После недолгих подсчетов запасов Эрнест поднялся, чтобы закрыть бар, затем достал пачку сигарет, закурил и быстро пролистал тетрадь, найденную утром. Каждая из более чем двухсот страниц была старательно исписана мелким аккуратным почерком. Бармен отметил про себя, что это явно не дело рук простого работяги. Эрнест выкурил пару сигарет и снова принялся убирать бар. Он тщательно выметал мусор из каждого угла, чтобы не осталось ни единой щепки. После этого Эрнест присоединил к крану шланг и стал смывать с пола высохшую выпивку. Изнутри возле стен бара специально были сделаны водостоки, что многократно облегчало уборку.

Было уже далеко за полночь, когда Эрнест закончил приводить бар в надлежащее состояние. Спина его болела, а руки казались тяжелыми; это было то самое приятное чувство усталости, когда единственное желание — упасть на молодую траву и смотреть на ночное небо, считать звезды и вдыхать свежий прохладный воздух. Эрнесту не хотелось спать. Он сел за стойку, открыл бутылку найденной выпивки и стал читать то, что было в тетради.

***

«Много лет назад, когда я еще учился в университете Атланты на инженера, я встретил женщину, в которую влюбился с первого взгляда. Она сидела за столиком в библиотеке и читала, а я, как дурак, смотрел на нее и не мог заставить себя отвернуться. Я прекрасно помню тот день, каждую его секунду: как она заметила меня, улыбнулась, сама подошла. Я помню, во что она была одета, помню, что она мне сказала …»

— Вот мне еще соплей не хватало! — сказал Эрнест и отпил из стакана. Он перевернул несколько страниц и продолжил читать.

«… Тридцать седьмая неделя войны принесла мне самое большое горе. Пока они меня держали у себя, Атланта горела. Как мне потом рассказывали, пламя было настолько большим, что в некоторых местах доставало до купола …»

— Вот это уже интереснее! — Эрнест сделал еще один глоток, зажмурился и покачал головой. — Бр-р-р-р! Хорошо!

«… Атланта переживала тогда не лучшие времена, мягко говоря. Шахты вырезались вражескими боевиками, на заслонах ситуация была тоже не самой приятной. Очень тяжело было пройти незамеченным; город был практически уничтожен — производство встало из-за нехватки необходимых ресурсов. Кончались продовольствие, медикаменты и боеприпасы. Многие умирали от голода, многие — от ран. Экономика была полностью подорвана; единственное, на что оставалось надеяться, что все это всем надоест. Граждане не могли своими силами дать отпор, но администрация Атланты не хотела идти ни на какие переговоры. С одной стороны это был вполне оправданный шаг — заставить противника отступить, измотав его, — достаточно хорошая стратегия; однако мало кто из градоначальников задумывался о том, сколько времени потребуется на восстановление города.

Но меня это не беспокоило. Единственное, что помогало мне жить и продержаться — мысль о том, что там, за стенами, ждут меня мои девочки. Наш город был не самым большим и густонаселенным, так что иногда мне удавалось кое-что узнавать о моей семье от тех, кто попадал в плен. Пойманных держали в разрушенной цитадели, а вокруг нее круглосуточно дежурило несколько наемников. Да, нас плохо кормили, часто избивали, но я не мог сдаваться — я знал, что осада в конце концов закончится, и я снова вернусь туда. Мы все начнем всё сначала. К сожалению, этому не дано было случиться.

Эрик, младший аспирант кафедры ядерного вооружения, с которым мы работали, тоже оказался со мной в «одной клетке». Я слышал, что жителям приходится несладко, но не думал, что все так ужасно, как оказалось. Он рассказал, что противнику удалось в двух местах уничтожить защитные укрепление — собственно, именно из-за этого и начался пожар, — и больше половины жителей, в основном женщины и дети, были убиты. Я спросил его тогда, как там Мари и не родила ли Анна-Мария? Эрик молчал, на его глазах появились слезы. Он рыдал так, словно это было его горе, а я лишь смотрел на него и не мог сказать ни слова …»

— Ни хера ж себе поворотец! — воскликнул Эрнест. — Надо покурить. — Он встал из-за стойки, открыл окно и стал курить туда, в ночь. Небо заволокло тучами, поднимался ветер. — Будет гроза, — сказал он и выпустил дым.

Где-то вдали сверкала молния; раскаты грома доносились с задержкой. Эрнест докурил и выключил кондиционеры, но не закрыл окно. Ему хотелось, чтобы бар наполнился свежим воздухом. Эрнест сходил в туалет, а затем вернулся и продолжил чтение.

«… помню, как охранники стали кричать на Эрика, вытащили его из помещения и стали избивать, приказывая заткнуться. Он просил перестать, но от этого они проходили в экстаз и с еще большей силой били его. Не помню, как выскочил тогда, выхватил у одного из них СВД. Не помню, как вытащил нас с Эриком. Пару дней у меня было словно какое-то помешательство. Мы не спал, не ели, а только бежали, почти не останавливаясь. А когда Эрик, совершенно изнеможенный, падал, я брал его на плечи и нес на себе …»


V.

Страницы мелькали перед глазами Эрнеста. Он с упоением, как завороженный, читал написанное, иногда возвращаясь назад. Это был необычный дневник; он чем-то напоминал мемуары, но непредназначенные для массового читателя. Там было и про любовь, и про дружбу, и про все то, что выпало на долю автора. Эрнест в новом свете увидел того слабого старика, которого нашли в баре много лет назад с простреленной головой. Для него это был теперь отчаявшийся, но несломленный человек, жизнь которого была очень интересна и нелегка. Эрнест с глубоким сожалением ловил себя на мысли, что никогда не сможет поговорить с ним, не спросит у него о самом главном, не пожмет его сильную руку, которая нажала на курок и завершила невыносимые страдания.

«… Отлично помню, как на радио услышал о том, что найден был новый город. Помню, как бежал туда со всех ног, перелетая порталами из одного города в другой. Помню, как каждый, кто был первым тогда, занимал себе комнаты в разрушенных домах. Мне достался бар. Пожалуй, это был один из самых запоминающихся моментов в моей жизни …»

— Это и я помню, старик, — сказал вслух Эрнест. Воспоминания нахлынули на него, и он уже не мог выбросить из головы мысли о том, как он впервые вошел в этот бар. Эрнест быстро-быстро пробежал глазами по нескольким страницам, совершенно не воспринимая текста. Ему пришлось вернуться и перечитать все.

«… Мне очень тяжело в последнее время. Немеют руки, все чаще болит голова, становится тяжело дышать. Наверное, это последствия многолетней работы с радиоактивными материалами. Здесь только спиртное лекарство от всех болезней. Если бы не оно, кто знает, что стало бы со мной …»

Эрнест посмотрел на бутылку. В ней оставалось совсем немного. Он вылил все, что было, в стакан и залпом выпил это, после чего достал сигарету из пачки и подошел к окну.

***

Светало. Гроза прошла, оставив после себя прохладу и свежесть. Выжженная земля впитала в себя столь желанную влагу. Эрнест не заметил, как докурил, он стоял и смотрел туда, вдаль. Он не пытался разглядеть что-то конкретное, но мысли его были где-то далеко от бара, в котором, как он думал, закончится его жизнь, так же, как и жизнь того старика. На душе у Эрнеста сделалось грустно, он опустил взгляд и тяжело вздохнул. Он сел на подоконник и закрыл лицо руками. Никто и никогда не видел Эрнеста таким: потерянным, ничтожным, раздавленным; если бы это был кто-то другой, на него бы и не обратили внимания — этот мир не терпит слабостей, он безжалостен, жесток и коварен.

Эрнест еще раз тяжело вздохнул, вытер с лица своими грубыми ладонями следы от секундного проявления человечности и вернулся за стойку, продолжив читать. В тетради оставалось всего три страницы.

«… Я никогда не прощу богу, что он отнял у меня семью. Моя жена, моя дочь… Они — это все для меня. Мысли о них — вот то, что помогало мне все эти годы.

А еще я никогда не прощу богу, что больше не увижу моря, не вдохну этот соленый воздух. Я никогда больше не ступлю на раскаленный песок пляжа Атланты, не омою лицо морской водой. И я не когда больше не смогу плакать, смотря на самый прекрасный закат.

Надежду я потерял много лет назад, а сегодня лишился и веры. В этом мире меня больше ничего не держит.

Никола Боржч».

Эрнест закрыл тетрадь; с минуту он стоял молча, глядя на рукопись, затем отправился в подсобное помещение. Он проспал до вечера.

Когда Эрнест проснулся, он вышел на улицу и собрал все длинные плоские куски дерева, затем сколотил их вместе. Через два часа над баром висела вывеска. Впервые за много лет это место получило свое название.

***

Бармен стоял на улице и любовался закатом. Он смотрел, как догорающее солнце скрывается за горизонтом, раскрашивая небо в причудливые цвета. Казалось, что светило теряет всю свою мощь и прячется от этого мира; день уступал свое место ночи. По щекам Эрнеста текли слезы, соленые, как море Атланты.

[IQ-666 [12]]

It looks good (formats etc) - but at this time of night, too long for my lazy head to reproduce.. + comments in the morning.

[KaMuJIb [16]]

Мне очень понравилось)

[Shadowdancer]

Спасибо. Огромное, всеобъемлющее спасибо. Я невероятно рад, что каким-то образом помог этой прекрасной истории рассказать себя! Леша, браво!

[PVP-Maister [12]]

хорошо, но имхо не дотянул с красивостью и грустность истории в дневнике, потому слёзы в конце кажутся немного вымученными. ветер, ты можешь горахдо лучше!

п.с. кстати самоубиться из винтовки с длинным стволом - проблема ещё та

[max agarkov [12]]

Леша Ветер! Молодец! Очень понравилось, вспомнил много интересных моментов в рассказе! Читал залпом, не считая отлучек на армию!
Прекрасно!

[Гекуба [18]]

Прочла на одном дыхании.
Спасибо.

[Q-desnick [15]]

Аж мурашки по коже! Здорово, нет слов! Всё-таки не зря продлили приём работ, не зря!

[13th Sta1K3R ua [16]]

Ветер молодец! Качественно и атмосферно написано. Сразу захотелось сбегать к Эрнесту, пивка выпить да про жизнь подумать... :-)

[КаНКуН [17]]

Что ж, возможно, именно сейчас, именно сегодня - накануне Дня Победы я должен был вернуться к этому рассказу ещё раз, перечитать рассказ Алексея, чьё авторство и так всегда являлось знаком качества.

Перед вами, читатель, печальная история одного человека. Или двух людей. Или двух людей и одного бара. На самом-то деле, суть даже не в этом, а в том, что мы до сих пор люди, хотя бы потому, что умеем сопереживать. И помнить. Пусть не обо всём и урывками, но помнить.

Теперь о том, что задело и оставило равнодушным. Да, мой отзыв состоит не из одних дифирамбов, и ничего тут не поделаешь)

Очень понравилось как менялась реакция молодого бармена на дневник предшественника: от циничного пролистывания до полного погружения в трагичную жизнь автора тетради. Проводя параллели с реальностью, можно только посокрушаться, как много циничности в наши дни, и как она устойчива и неистребима - не в пример этой циничности, вымышленной. Однако, ждал более чувственных переживаний в дневнике. Серьёзно. "В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел" - вот такого чего-нибудь ждал))) Витирок, ты же можешь.

Ждал описания самой что ни на есть трагедии всей жизни старика-бармена. В третьей части ждал. В четвёртой. Но ты, автор, тянул и тянул, трагизма выдавал по крошке. Начала ждал тоже подрайвовей. Перестрелки там какие, или космического сражения на худой конец) В общем, как бы там ни было...

ИТОГ: 8 БАЛЛОВ.

Автор, пышы исчо)