"Каждый гость должен помнить, что он обедает не даром, потому что даром ничего в мире не достается, но что он должен заплатить за обед умом своим и любезностью, если таковые имеются..."

Булгарин Ф.В. // Северная пчела, 1840, 10 января.

Это кажется невероятным и даже кощунственным.

Богохульство! - скрежещут правоверные ортодоксы, втайне жалея, что Уголовный Кодекс не одобряет сожжения еретиков на медленном огне, - Профанация!

Их возмущение понятно и простительно. Они много лет умерщвляли свою плоть всякими неаппетитными способами. Постились. Шлялись по пустошам в символических одеяниях. А все зачем? Ради выхода на шестую ступень созерцания и экстатического религиозного единения со Святым Борисом.

А тут на тебе. Выплывает расписная вострогрудая историография и говорит: мол, было такое время, когда ходил Святой Борис по земле самым что ни на есть заурядным манером. Пешком. Даже на метро ездил. На метро!

И общался Святой Борис с земными человеками, как с равными себе. И даже (утверждают те исследователи, что помоложе да погормонистей) не брезговал и экстатическим единением. Причем минуя все ступени созерцания!

Согласитесь, подвижники-борисоискатели имеют право на обиду. Однако что ж поделать. Факт, как говорил один акушер-гинеколог из кабульской больницы, остается фактом. А именно:

Некоторое время назад (где-то в промежутке между монетизацией льгот и Финско-Китайской военной кампанией) на одной шестой части суши, в городе белых ночей и архитектурных излишеств, на пересечении улиц имени отставного маршала и ударника-металлурга, жил Святой Борис.

И не было у него еще ни нимба, ни ангельского чина, ни перуна-молнии в могучей деснице. А была двухкомнатная распашонка на шестом этаже и зеленая дверь из трехмиллиметрового железного листа.

Внутри, за дверью, царствовали диван и компьютер.

А снаружи... Снаружи веял свежим опахалом март-чародей, набухали почки и Стабфонд, и спутниковые тарелки на крышах подставляли заспанному солнышку свои впалые лакированные животы. Сквозь оловянный лед лужиц просвечивала весна.

В окно Борису стучался шепелявый ветерок, а в дверь - бам-бам-бам! - стучался гость.

Гость? Как интересно!

Борис открыл.

На пороге стоял хорьковатый, ушлого вида субъект. У него была лишенная индивидуальности кожаная куртка и лицо того типа, что обычно встречается на стендах "УВД просит помочь".

- Красавец, быстро открываешь, - с издевкой похвалил он Бориса, - В пять минут уложился! Я даже состариться не успел.

Прежде чем Борис смог что-то ответить, субъект прозмеился в прихожую и начал деловито вытряхивать себя из куртки.

Борис почувствовал необходимость что-то сказать.

- Здравствуйте, - выжимая хлебосольную улыбку, начал он, - Меня Борисом зовут.

- Да знаю я, как тебя зовут, - отмахнулся гость, - Я тебя у Лелика видел, у Мусорберга. Помнишь, на вечерине? Ты тогда еще наклюкался и исполнял под гитарку: приходите в мой дом, мои двери открыты, тоси-боси... Менестрель ты наш эльфийский!

Борис покраснел. Меж тем, гость уже снял куртку и теперь скакал на одной ноге, пытаясь стянуть левый ботинок.

- Я с женой поссорился... друзья на даче... подумал: дай хоть к тебе заскочу, - кряхтел он между прыжками, - А у тебя что, тапочек для гостей нету?

- Нету, - сознался Борис, не прекращая краснеть.

Визитер мизантропически нахмурился.

- Вот всегда так, - по-птичьи замерев на одной ноге, сказал он с горечью, - Приходитевмойдом, моидвериоткрыты, а как придешь - вечно тапок нету. Еще и мусор попросят вынести, или за хлебом сгонять. Русское, туды его в ведро, гостеприимство!

- Да почему же, - стал защищаться Борис, - Есть все... Хлеба полтора батона, чай... Еще плюшки есть свежие, утром в "Перекрестке" брал. С изюмом.

- А раз есть, чего ж ты стоишь? - изумился визитер. - Давай, Борян, накрывай стол, суетись. А то я что-то радушия не вижу. Ну?

Борис тяжко вздохнул и поплелся на кухню. Включил чайник. Составил в соломенной корзиночке румяную гору плюшек. Сполоснул ложки.

Из-за стены доносилось саркастическое хмыканье и скрежет обыскиваемой мебели. Гость уже разулся, и теперь обживал комнату.

- Во бардак, я дурею, - доносилось до Бориса его приглушенное дверью бормотание, - А тут что? Фотки какие-то. Старые какие, елки... Опа, че за фраер в тельняшке? Ха, это ж его дед! Во уроды были, обалдеть. Гля, книжечки... О, ну-ка, че за баба нарисована? Ща почитаем...

Хрустнув, выключился чайник. Борис разлил чай, собрал поднос и вышел в комнату.

Взобравшись на диван с ногами, гость листал "А пока - апокалипсис!" Андрея Позорчука. Вокруг него разливалась тяжелая аура прошлогодних носков.

- Что, Позорчук нравится? - вежливо поинтересовался Борис, ставя поднос и отходя на шаг.

- Кто нравится? - дернулся гость, - А, книга? Да ну, дрянь конченая. Только обложка четкая. Видел?

С обложки влажно улыбалась упругая мясомолочная фемина в кольчужном белье. В руке она без особых усилий держала какое-то пышущее плазмой весло. Вокруг копошилась запойного вида нечисть.

- Жизненно нарисовано, - облизнулся гость. - А текст дебильный. Атомные бомбы, радиация, мутанты какие-то чернобыльские. На кой ляд такое пишут?

- Некоторым нравится, - тактично предположил Борис, усаживаясь напротив, - Давай пить, а то остынет.

Визитер отложил книгу и наморщился.

- Пакетированный?

- Угу, - развел руками Борис, - Зато с бергамотом.

- С бегемотом! - хохотнул гость, - Ненавижу пакетированный. Химикатов в нем, как в озере Байкал.

Сказав это, визитер сделал исполинский глоток, сопровождавшийся могучим вантузным хлюпаньем. Вслед за чаем полетели несколько плюшек.

- Отрава, но жрать можно, - жуя, рецензировал гость. - Авось не подохну.

Борис с содроганием улыбнулся.

Во рту гостя одна за другой исчезали плюшки. Водопадом журчал поглощаемый чай. Визитер икал, сопел и давился, обсыпая диван крошками.

- Дать тебе с собой книгу? - спросил Борис, устав молчать среди этой желудочно-кишечной акустики, - Позорчук вообще недурно пишет. Ему в прошлом году Букера дали...

Гость промычал нечто отрицательное.

- Роман умер вместе Достоевским, - неожиданно заявил он, с трудом ворочая языком в набитом рту, - Больше там ловить нечего. Распад формы!

Борис изумленно захлопал глазами.

- К черту современных писателей, - сглотнув, продолжил гость, - Все они халтурщики. Знаешь, какая у них центральная творческая проблема?

- Человек? - предположил Борис, вспоминая читанную недавно статью "Задачи литературы на рубеже веков", - Человек и его место в стремительном универсуме?

- Что-о-о?! - расхохотался визитер, обливаясь чаем, - Человек? Разбежался!

Энергично перелистав Позорчука, гость сунул под нос Борису последнюю страницу книги.

- Гарнитура таймс, - прищурился Борис, - Отпечатано с готовых диапозитивов...

- Ниже смотри, - приказал гость, - Во-во, сюда! Сколько тираж? Двадцать тысяч экзов. Тираж, Боря, тираж! Ощущаешь? Вот оно - главное!

Он вдруг весь неприлично раскраснелся, пошел багровыми пятнами.

- Тираж - это бабки, Борян! Щас всем рулят бабки, сечешь? А ты говоришь: человек, универсум! Ария Хозе из оперы Бизе... Нету этого всего, Боря. Кончилось! Остались только бабки!

Последную фразу гость выкрикнул так, словно изображал на детском утреннике поросенка.

Борис поежился.

- Как-то ты все упрощаешь, - осторожно начал он, - И потом, ну пишет кто-то, зарабатывает деньги. Что в этом плохого? Это нормальные, здоровые рыночные отношения...

Гость театрально вздохнул.

- Боря, я не против рынка, - сказал он усталым голосом, - Не против рыночных отношений с людьми. Контрактов, фактур, всей этой бухгалтерской параферналии... Я, Боря, против рыночных отношений со своей совестью. Понимаешь меня?

- Не совсем, - напрягся Борис.

Разговор приобретал какой-то совершенно психоделический оборот.

- Не понимаешь? - усмехнулся гость, - Конечно, не понимаешь. Ты-то привык, Борян. А я не привык. Я не могу привыкнуть. Мне противно!

Его глаза полыхнули пламенем.

- Мне противно, Боря! Противно видеть, как совесть, честь и дружбу конвертируют на деньги. Противно, когда все покупается и продается по бросовому курсу! Мне противно всеобщее безразличие!

Гость сделал яростный глоток из чашки. Чудовищная гримаса исказила его лицо.

- Мне противно, Боря! - патетически вскричал визитер. - Противно приходить в гости к другу, и вместо радушного приема и хорошего угощения видеть постную рожу, вонючий чай и сухие плюшки! Про-тив-но!

Борис обмер.

- Стой, стой, - задрожал он, - Но ведь... Но я...

Борис осекся. Угрожающе привстав с дивана, на него наползал гость. Ядристый, чесночный запах носков окутывал его, как саван.

- Что - ты? Что, Боря? - процедил визитер, накреняясь над обалдевшим Борисом. - Скажешь, на разносолы денег нет? Скажешь, три дня до зарплаты, да? Это ты скажешь?

Его зрачки упирались в Бориса двумя ружейными дулами.

- Но это ничего, Боря, я тебя понимаю, - скрежетал гость, - Тебе ведь наплевать. Сейчас всем наплевать! Это раньше какой-нибудь Савва Морозов почку на черном рынке бы продал, но гостя трюфелями накормил. Но ты ведь не Савва, а, Борис? Не Савва...

- Ты, Боря, - закончил гость, - Жадина и куркуль. И чай у тебя воняет.

Из его рта похабно выглядывал хвостик недожеванный плюшки.

Молчание.

Внезапно, в голове у Бориса что-то щелкнуло, словно переставился невидимый рубильник. Мысль возникла, созрела и облеклась в действие.

Борис пружинисто поднялся с кресла, засучил рукава, и легким, уверенным движением схватил гостя за шиворот.

Тот икнул.

А за окном март-чародей веял свежим своим опахалом, и неуклюжие весенние облака ползли по васильковой простыне неба. Надрываясь, выводила фиоритуру кошка. Грохотал ЖЭКовский грейдер.

В подъезде, скатываясь с лестницы, в такт ему грохотал незваный гость.

© MultiSync [?]

Загрузка комментариев...

Комментарии

   

Добавление комментария   Ник Зарегистрируйтесь для удобства. Или Зайдите в систему. Текст: HTML запрещен Вставить смайлы Как использовать коды Пишите грамотно. Не ругайтесь. Введите проверочный код с картинки